Ежемесячный обзор

Франция: Сорбонна оккупирована студентами 28 мая 1968 года. Эрик Кох для Anefo - http://proxy.handle.net/10648/ab429704-d0b4-102d-bcf8-003048976d84, CC0, ссылка

Габриэль Рокхилл — исполнительный директор Мастерской критической теории/Atelier de Théorie Critique и профессор философии в Университете Вилланова в Пенсильвании.

Автор хотел бы выразить свою благодарность Джареду Блаю за помощь в корректуре и окончательном оформлении ссылок в этой статье, а также за его содержательные предложения относительно некоторых переводов.

«Мелкий буржуа боится классовой борьбы и не доводит ее до логического завершения, до главной цели».

«События — это настоящая диалектика истории».

Как любое крупное общественно-политическое движение, события, называемые событиями мая 1968 года, имеют множество различных аспектов и внутренних противоречий. Их нелегко свести к одному значению, и они сами были местом классовой борьбы, где различные группы боролись за власть, толкая и тянув в разных направлениях. Это справедливо как для прошлого, так и для настоящего, в том смысле, что битва за исторический смысл продолжается еще долго после того, как само событие прошло.

Диалектический подход к 1968 году начинается с признания бесконечной сложности событий, а также с конкретного абстрагирования от них, чтобы установить эвристическую структуру, которая придает смысл некоторым из их фундаментальных черт. Этот фрейм может располагаться на большем или меньшем уровне абстракции, что позволяет проводить мультискалярный анализ, то есть такой, который может либо представить событие на самом макроуровне, либо отточить микроразвития. Разумеется, для того, чтобы такой анализ функционировал, необходимы последовательные взаимоотношения между различными шкалами, чтобы их можно было вкладывать друг в друга.

Для целей данного исследования я кратко обрисую общую структуру, прежде чем перейти к одному конкретному элементу: роли французской интеллигенции и, более конкретно, тому, что называется французской теорией. В восстаниях 1968 года во Франции действовали по крайней мере две основные силы. С одной стороны, существовало молодежное и студенческое движение поколения бэби-бума, частично обусловленное расширением послевоенного слоя среднего класса и быстро растущим числом студентов. Он в значительной степени характеризовался духом, направленным против истеблишмента, и изобиловал тем, что Мишель Клускар называл «трансгрессивным либертарианством» (которое иногда плавно сливалось с явным антикоммунизмом в духе Даниэля Кон-Бендита). С другой стороны, произошла массовая мобилизация рабочих, которая привела к крупнейшей забастовке в истории Европы и ощутимым успехам для рабочего класса. последний иногда описывается как участвующий в так называемой старой левой политике борьбы труда против капитала.4

Буржуазная история сохранила прежде всего с 68 года зрелище студенческих восстаний в центре Парижа: баррикады в Латинском квартале, оккупацию Сорбонны, либертарианские лозунги и т. д. Значительная часть интеллигенции, особенно анархистского, маоистского, троцкистского, либертарианско-социалистического и марксистского течений, писала в поддержку этих восстаний и часто присоединялась к ним на улицах и в различных сферах деятельности. Марксистско-ленинские интеллектуалы обычно подвергали сомнению стратегическую ясность неорганизованной мелкобуржуазной и антикоммунистической политики многих из наиболее активных студентов, которых они критиковали за то, что они были грубыми и приверженными иллюзорной вере в революционную ситуацию.5 В то же время, многие из этих интеллектуалов также признали молодежное восстание важным катализатором новой фазы классовой борьбы и решительно поддержали мобилизацию рабочих.

Эти различные сегменты интеллигенции, как мы увидим, не были теми, кто приобрел мировую известность как главный вклад в явление, известное как французская теория. Жак Лакан, Пьер Бурдье и другие — были оторваны от исторической рабочей мобилизации и часто пренебрегали ею. Они также были враждебны или, по крайней мере, весьма скептически относились к студенческому движению. В обоих смыслах они были мыслителями, настроенными против 1968 года, или, как минимум, теоретиками, которые очень подозрительно относились к демонстрациям. Их продвижение глобальной теоретической индустрией, которая позиционировала их как радикальных теоретиков 1968 года, в значительной степени стерло этот исторический факт.